Старый лев пытался что-то вспомнить. В помещении вроде бы светло, но как-то тускло и серо, как будто воздух был измазан высохшей грязью. Лев, кряхтя, поднялся и подошел к зарешеченному окну. Небо тоже было серым.
«Да что же такое? Что же я забыл?» - вяло тряхнул лев седой гривой. Он презрительно смотрел на грифов, гиен и шакалов, которые дежурили у его темницы, ожидая его конца. Даже сейчас, когда он с цепью на шее в зиндане смотрел на них, они его боялись. Выкрикивали издали разные мерзости, и тут же отводили глаза. Они ждали, когда он умрет, чтобы тут уже попинать его всласть. Это было у них в генах, они ничего не могли поделать с этим инстинктом – слабых безжалостно унижай, перед сильными пресмыкайся. С мертвыми вообще будь героем. Со львом тем более. А у льва, что и осталось теперь от прежнего — только его характер.
Его посадили за прозрачной стеной перед всеми. Как будто подвесили на крючок вялиться заживо. Чтобы каждый мог подробно разглядеть меру его падения. Так считали те, кто его подвесил — что они его унижают. Радовались такому только шакалы. А основное население леса не могло понять, за что такой особый подход именно к нему, старому льву. Другие-то бывшие Хозяева леса живут себе припеваючи.
Один, который первый был — макакий ученый, очень образованный и интеллигентный. Правил долго, но воровал-с. Заложил в Лесу все главные основы воровства, при нем невинные доселе жители, особенно те, которые нанялись работать на Лес, стали добывать пищу не ради необходимости — от голода, а просто уже от алчности — попой ели все лесное богатство.
Второй — ящер танцующий, был очень добродушный и веселый. Правда, убивал. При нем рекой полилась кровушка поданных. Но оба они сейчас в шоколаде. Живут в других далеких Лесах, медвежьих или пущах.
Третья — рысь и даже четвертый — картошка, и те живут сегодня в родном Лесу. Хотя первый развратил нравственных жителей леса, второй кровушки народной пустил. А четвертый развел в лесу плесень, паутину бездействия и болото.
