Сказки Небесной Бешбармакии

Хан Автомашев на Горячем озере рассказал про свое житье-бытье летописцам Бешбармакии.

«Встаю рано, ложусь поздно . Не спится. Как глаза закрою передо мной вождь Папы Теке в раскорячку стоит. Уж я ему и так и эдак объяснял: «Уважаемый, это мой сон, мое прайвеси. Хочу смотреть во сне на бабочек и букашек, а не на немолодого грузного мужчину в позе колхозницы, рожающей в поле. Я ведь и сам уже не молод.

Козлобаев ни в какую. Стоит и сверлит меня глазами. Это прямо какой-то предвыборный социалистический манифест с широко раздвинутыми ногами. Я все понимаю, он переживает, но почему в такой позе? Это же неудобно. А вдруг между кто-нибудь треснет?»

А того не знал хан Автомашев, что он тоже снится вождю Папы Теке. В его сне хан добровольно передает трон Омуке Козлобаеву. И не надо уже париться по поводу выборов, придумывать референдум и прочие ходы и выходы, не надо волноваться. Все сбылось. Вождь Папы Теке сидит на троне и принимает иноземные делегации, рядом умильно поддакивают придворные льстецы. Жика специальным ханским указом давно в зиндане прикована пудовой цепью к стене, в соседней камере воркуют предатели Омуке Гарнитуров и Пансионат Жегенбеков. В Манституции введена особая глава и названа именем Козлобаева. Все идеально.

Однако , что-то мешает, как-то очень неудобно сидеть на троне. Оказывается ноги разведены по сторонам в раскорячку и никак не сдвигаются обратно. На этом хороший сон заканчивается и начинается предвыборная мутотень с неясным исходом.

Тем временем, хан Автомашев продолжал рассказывать.

«Только прогоню вождя Папы Теке, как появляется Данчик Мурунбаев в тюремной робе. Он стоит в углу и с укоризной смотрит на меня. Точь в точь, как Кот из Шрека.

Я ему: « Слушай , Данчик, я тебя предупреждал? Я тебе говорил? Я тебя просил? Так какого Иглесиаса ты теперь в мой сон лезешь ? Ступай обратно и не мешай мне.»

А того не знал хан Автомашев, что Данчику в зиндане взаимно снился хан Автомашев. И все время один и тот же сон. Так хорошо там, так спокойно, все как раньше: должность, уважение, почетные места на тоях, почетные устуканы на поминках... Семья Металлоломовых в полном составе шныряют туда-сюда с полными пакетами баксов....И посреди всего этого благополучия вдруг раздается громовой голос Автомашева : «А ты не воруй!», и просыпается Данчик в холодном поту в камере. А в мозгу один гамлетовский вопрос всех бешбармакских маслокрадов: « За что мне все это, ведь я не один такой ? Обманывать маслокрадов — это же ведь не коррупция?!»

Как юрист Данчик понимал, что это не оправдание, но как человек надеялся: а вдруг все это просто дурной сон.


Тем временем летописцы задали следующий животрепещущий вопрос про геев -шермендеев.

Хан ответил: «Мне кажется,что геи -шермендеи тоже часто стоят в неудобной позе. Но это их личное пространство, как говорится. Другой разговор, что появился повод еще и по этому признаку делить бешбармакцев. Но думаю, что ничего из этого не выйдет. Здесь нам делить нечего. Пусть геям останется геево, шермендеям шермендеево. Никто на ихнее личное пространство не претендует. Лишь бы они на лично мое не претендовали. »

После беседы и хан, и летописцы пошли резвиться в Горячее озеро, кушать на берегу чебачков, кукуруз и черешню и пить арак.

А может быть им все это только приснилось.